Прялка, пряха и корабль
Нарядно расписанная прялка рассказывает нам о далеком, давно забытом времени. Заброшенная деревня, утонувшие в сугробах избы. Тусклый огонек чуть брезжит из одного окошка. Мерцающий свет лучины едва освещает сидящую женщину. Перед нею прялка с куделью, в руке веретено...
Многие поэты воспели пряху как олицетворение русской крестьянки, сумевшей, несмотря на тяжелую долю, сохранить в себе силу духа, свободолюбие, доброту, терпение. Среди многих работ, которые выполняли крестьянки, прядение и ткачество были самыми трудоемкими. Напрясть и наткать надо было на всю семью, да еще и подати уплатить холстом. Вот и сидела женщина за прялкой долгие зимние ночи.
Мы сейчас и представить не можем, сколько времени и труда нужно было затратить, чтобы соткать один аршин льняного холста. Нитки пряли из льняных волокон, а для теплой одежды — из овечьей шерсти. Работы начинались ранней весной: вспаханную землю засевали семенами льна, проросшие всходы в начале июня пололи, а в августе лен уже поспевал и его дергали -выдергивали руками с корнем. Потом лен обмолачивали — выбивали семя из головок, а стебли выстилали: раскладывали в поле тонкими слоями и оставляли на всю осень. Вымоченные дождями стебли становились мягче. Убранный с поля лен сначала высушивали, затем мяли и трепали, чтобы отделить от стеблей наружную жесткую оболочку — кострицу. Мягкая сердцевина шла на нити.
Чтобы сделать это волокно еще мягче, его несколько раз прочесывали гребнями, после чего оно становилось тонким и шелковистым, как светлые волосы ребенка. Подготовленное таким образом волокно — кудель — пряли: вытягивали и скручивали его в нити.
Прядение начиналось обычно в конце ноября и продолжалось всю зиму. Маленькие, замерзшие окна избы пропускали мало света. Поэтому неизменным спутником пряхи была горящая лучина, вставленная в светец.
Ручное прядение было очень медленным, малопроизводительным. Самая искусная пряха, работая от зари до зари, могла напрясть в день около 460 аршин пряжи (примерно 300 метров).
А чтобы получить хотя бы 20 аршин ткани (около 15 метров), нужно было спрясть не менее 20 тысяч метров пряжи. Поэтому прядильный сезон продолжался почти пять месяцев. Чтобы приготовить себе приданое, девушка должна была прясть и ткать с 6—8 лет. В музейных коллекциях хранятся маленькие детские прялки.
Так пряли и ткали холсты в прежнее время. Городецкая роспись. Начало XX века.
Таким образом, прялка была верной спутницей крестьянки на протяжении всей ее жизни. Прялка была не только орудием труда, но и произведением искусства: чтобы скрасить тяжелый труд, ее украшали резьбой или росписью. Часто прялка была подарком: жених дарил прялку невесте, отец — дочери, муж — жене. И каждый хотел сделать подарок на радость и удивление. Тут творческая фантазия мастера не имела границ. Прялка становилась гордостью ее владелицы, передавалась по наследству от матери к дочери, от бабушки к внучке. Сейчас многие из этих прялок хранятся в музеях нашей страны. Но имя того, кто дарил прялку, от нас скрыто. Хотя на некоторых прялках есть дарственные надписи, но многое ли откроет нам такая, к примеру, надпись: «Сия прялка Авдотьи Степановны. Кого люблю, того дарю...»
Прялка с росписью. Северная Двина. Район Пермогорья. Вторая половина XVIII века.
Рассмотрим внимательно, как и чем украшал прялку художник. Около метра высотой, с большой лопаской прялка сделана вся из одного куска дерева. Для изготовления подобных прялок на Севере нередко срубали целое дерево с корнем (сосну или ель): из ствола вырубалась ножка с лопаской, а из горизонтального ответвления — сиденье — донце. Отсюда и название такой прялки «копыльная», т. е. корневая. Изготавливались прялки искусными плотниками Севера, поэтому в их форме отразилось своеобразие северной архитектуры: верх лопаски украшают округлые выступы — главки, повторяющие контуры крыш северных деревянных церквей, а фигурная ножка и округлые свесы внизу лопаски напоминают нарядные столбики крылец, балясинки и сережки фасада избы.
Прялки украшали нарядной резьбой и росписью.
Север. XIX век.
Расписные украшения прялки хорошо сочетаются с ее формой. Вот на лицевой стороне лопаски, самой видной зрителю, художник нарисовал корабль: рассекая волны, мчится легкое суденышко, надулись от ветра паруса, накренились толстые мачты. А над кораблем — цветущий сад: повисли тяжелые головки колокольчиков, раскрылись похожие на ромашки чашечки цветков, завернулись спиралью пышные длинные листья. Такими же листьями проросли боковые края лопаски.
Под кораблем, из резного кружка, украшающего ножку прялки, на нас смотрит загадочный зверь: лохматая грива и гибкий с кисточкой хвост напоминают льва, а голова и туловище - коня. На обратной стороне белый и черный кони едят из одной кормушки, а ниже, в кружке, знакомый нам Сирин — легендарная «птица счастья».
В умении расположить рисунок на поверхности предмета (т. е. в композиции росписи) видна рука истинного художника: корабль, как самую «тяжелую» часть росписи, он поместил внизу лопаски, а над ним разбросал легкий растительный узор. Точно так же украшена ножка прялки: более темный по цвету низ с крупной крестообразной фигурой создает впечатление устойчивости основания прялки. В верхней части на светлом фоне размещены легкие, как бы устремленные вверх завитки; повторяя по форме узор лопаски, они объединяют весь орнамент прялки в единое целое. В результате вся роспись воспринимается как очень уравновешенная, удачно сочетающаяся с формой предмета.
Попробуем определить, что в этой росписи традиционное, а что новое.
Мы уже говорили, что в стиле и колорите росписи пермогорских художников XIX века много общего с росписью устюжских художников XVII века. Однако здесь вместо излюбленного устюжанами сочетания ярко-красного с зеленым пермогорский художник предпочел соединить зелень с черным цветом. Оттененная черным зелень, хотя и лишает предмет праздничной яркости, зато придает ему удивительную строгость и красоту, подчеркивает нежность окраски цветов и листьев, напоминает нам о пронизанных солнцем волнах, по которым несется корабль.
Растительный орнамент прялки также очень похож на устюжский, сходство особенно заметно в стремлении художника заполнить растениями каждый свободный уголок, украсить ими рамку так, будто бы они продолжаются и за ее пределами.
Вместе с тем фантастические цветы устюжских росписей значительно ближе к природе.
Как видите, в росписи пермогорского мастера сохранены все лучшие черты, отличавшие изобразительное искусство XVII века: умение одним контуром передать самое характерное, а сочетанием двух-трех цветов создать впечатление богатства красочной гаммы. Пермогорский художник так же умело украшает предмет, и украшение это-роспись — хорошо сочетается с формой предмета.
Но, сохраняя традиционные черты, художник вносит новое. Прежде всего, это новое выражается в том, что он все больше и больше заменяет фантастические и сказочные темы сюжетами из близкой и понятной ему окружающей его деревенской жизни.
Этот повседневный крестьянский быт, одетый мастером в празднично-яркий наряд, и раскроется нам во всем его многообразии при дальнейшем знакомстве с расписными изделиями.
